Наступление 15-16 марта 1993 и попытка взять штурмом город Сухум во время Отечественной войны народа Абхазии стало трагической страницей в военной летописи. Но, ни большие потери, ни неудача не сломили дух защитников Абхазии. Участник наступления, герой войны Леван Микаа рассказал о событиях двух тяжелых дней, которые, по его мнению, определили исход войны и победу в ней.
- Мартовское наступление – это героическая и в то же время трагическая история нашей войны. Героическая, потому что все, кто участвовал в этом наступлении, безусловно, герои, особенно те, кто погиб. К сожалению, оно закончилось безрезультатно. Почему возникла идея штурма? Все батальоны, которые были созданы после январского наступления, назывались штурмовыми. Дело в том, что была очень успешная гагринская операция, когда штурмом была отвоевана Гагра. И идея штурма, чтобы в течение трех дней освободить город Сухум, витала в воздухе. Перед батальонами были поставлены задачи в течение трех дней выйти в центр Сухума.
После мартовского наступления от этой идеи отказались, все поняли, что надо захватывать высоты над Сухумом, создавать базу, как мы потом сделали в Шромах, и, нависнув над городом, взять его в кольцо и начать освобождать. Но это уже было потом.
Я не люблю конспирологические идеи, но думаю, что все-таки о нашем наступлении знал наш противник. Знал, в какие дни мы пойдем, и каким образом будем штурмовать город. И фактически многие ребята шли напролом, в лоб, не обходя противника, не выдавливая его и не беря в котел или в окружение. А там было несколько линий обороны, если даже они сдавали первую линию, нас встречала вторая, если мы брали вторую, нас встречала третья.
- Какие были штурмовые группы, как они двигались?
- Все основные штурмовые батальоны шли в район Ачадары до верхнего моста. Нашему второму штурмовому батальону, командиром у нас был Амиран Берзения, и батальону Гиви Смыр, была поставлена задача захватить Цугуровку. Там есть село Цугуровка и гора Цугуровка – это холм, который прямо над Ачадарой. Два наших батальона перешли реку, но там у нас произошло что-то непонятное, я до сих пор я не знаю, в чем была причина, но в первый день, когда мы пошли, нам пришлось вернуться. В Сухумедолжен был произойти какой-то большой взрыв, который бы привел к паническому отступлению, но взрыва не было, а мы уже спустились к реке Гумисте из района дач, и получили отбой. Мы вернулись в Верхнюю Эшеру, где нам сказали, что наступление началось, возвращайтесь. Мы уже сутки шли, нам дали час отдыха, и через час мы пошли опять. Мы были уставшие, но так Цугуровка имела стратегическое значение, мы вернулись, снова через дачи перешли реку и захватили гору Ахбьюк. Ахбьюк и Цугуровка – это две горы, которые смотрят друг на друга, а между ними лощина, где находится село Цугуровка. Влево пошел батальон Гиви Смыр и разведка нашего батальона, а мы пошли вправо. Там у нас был бой, и мы захватили село. Ночью мы готовились к штурму самой горы. Мы видели, что перед нами укрепленный район, если бы нам пришлось штурмовать Цугуровку со стороны дороги, у них там была круговая оборона. За ночь у нас сели батареи на радиостанции и утром мы отправили своих ребят выяснить, кто поддерживает нас и с какой стороны в штурме этой сопки. Но нам сказали, что есть приказ отходить. Мы начали возвращаться. Самое важное, что у нас не было потерь, не было ни погибших, ни раненых.
Я думаю, что все-таки это было правильное решение, потому что те силы, которые у нас были, для захвата сопки были недостаточными. Силами одной роты невозможно было взять сопку, в которой были дзоты, доты и несколько линий обороны по периметру. Мы были оторваны от тылов, от медчасти. В горах раненого вытаскивать очень сложно, если в обычной ситуации нужно пять-шесть человек, то в горной ситуации это уже до десятка, чтобы одного раненого, если он тяжелый, вытащить. С оторванными тылами мы бы мало чего смогли там достигнуть, и мы организованно, прикрывая друг друга, вышли из этого села, не потеряв ребят. Когда мы уже возвращались, нас встречали ребята, которые говорили, что в нижней части дела идут плохо, что ребята там попали в окружение, и что там очень много убитых и раненых. Мы поняли, что нужно готовиться к новому наступлению.
Наши основные ударные силы были в районе Верхнего моста, в Ачадарах. Сейчас там памятник ребятам, погибшим в мартовском наступлении. А тогда в этом районе были сосредоточены основные наши силы. Когда наши подразделения проходили, там не было никого, но когда они стали возвращаться, им надо было пройти через батальоны, которые вернулись на свои места. Со стороны дороги на них шло наступление, шли танки, БМП, а со стороны тыла у них уже сидели батальоны, которые вернулись на свои места. И наша ударная группировка попала в окружение. Был огромный героизм тех ребят, которые выходили потом из этого окружения. Чтобы вы понимали, на них шли механизированные батальоны с танками, БМП, артиллерия их обстреливала, а с ними не было ни одного танка, ни одного БМП. Ребята были с легким вооружением, поэтому там очень много погибших, было невозможно их вытаскивать, потому что они находились в окружении под артиллерийским танковым обстрелом, и 222 человека погибших там остались. А те, кто выжил, с боями возвращались, какой героизм они там проявили, не имея механизированной поддержки. При этом они нанесли ощутимый урон противнику, так как вели там постоянный круглосуточный бой.
- Леван, скажите, пожалуйста, в чем, по-вашему,значение мартовского наступления?
- Значение, я думаю, огромное. Это был боевой опыт, была проверка нашего духа, так скажем, абхазского духа в войне, когда мы не смогли вытащить многих погибших ребят. Мы знаем, как абхазцы традиционно относятся к телу погибшего. Обязательно должны пройти все обряды для того, чтобы душа погибшего успокоилась. Мы все в это верим. Почему я говорю, что это была проверка духа, потому что абхазские матери, а мать у нас традиционно занимает высокое положение в обществе, сказали, что их сыновья покоятся на своей земле, мы все равно освободим нашу землю, и тогда сможем наших детей похоронить. Это, я думаю, и определило ход войны, потому что такой народ невозможно победить.
- Мартовское наступление – это героическая и в то же время трагическая история нашей войны. Героическая, потому что все, кто участвовал в этом наступлении, безусловно, герои, особенно те, кто погиб. К сожалению, оно закончилось безрезультатно. Почему возникла идея штурма? Все батальоны, которые были созданы после январского наступления, назывались штурмовыми. Дело в том, что была очень успешная гагринская операция, когда штурмом была отвоевана Гагра. И идея штурма, чтобы в течение трех дней освободить город Сухум, витала в воздухе. Перед батальонами были поставлены задачи в течение трех дней выйти в центр Сухума.
После мартовского наступления от этой идеи отказались, все поняли, что надо захватывать высоты над Сухумом, создавать базу, как мы потом сделали в Шромах, и, нависнув над городом, взять его в кольцо и начать освобождать. Но это уже было потом.
Я не люблю конспирологические идеи, но думаю, что все-таки о нашем наступлении знал наш противник. Знал, в какие дни мы пойдем, и каким образом будем штурмовать город. И фактически многие ребята шли напролом, в лоб, не обходя противника, не выдавливая его и не беря в котел или в окружение. А там было несколько линий обороны, если даже они сдавали первую линию, нас встречала вторая, если мы брали вторую, нас встречала третья.
- Какие были штурмовые группы, как они двигались?
- Все основные штурмовые батальоны шли в район Ачадары до верхнего моста. Нашему второму штурмовому батальону, командиром у нас был Амиран Берзения, и батальону Гиви Смыр, была поставлена задача захватить Цугуровку. Там есть село Цугуровка и гора Цугуровка – это холм, который прямо над Ачадарой. Два наших батальона перешли реку, но там у нас произошло что-то непонятное, я до сих пор я не знаю, в чем была причина, но в первый день, когда мы пошли, нам пришлось вернуться. В Сухумедолжен был произойти какой-то большой взрыв, который бы привел к паническому отступлению, но взрыва не было, а мы уже спустились к реке Гумисте из района дач, и получили отбой. Мы вернулись в Верхнюю Эшеру, где нам сказали, что наступление началось, возвращайтесь. Мы уже сутки шли, нам дали час отдыха, и через час мы пошли опять. Мы были уставшие, но так Цугуровка имела стратегическое значение, мы вернулись, снова через дачи перешли реку и захватили гору Ахбьюк. Ахбьюк и Цугуровка – это две горы, которые смотрят друг на друга, а между ними лощина, где находится село Цугуровка. Влево пошел батальон Гиви Смыр и разведка нашего батальона, а мы пошли вправо. Там у нас был бой, и мы захватили село. Ночью мы готовились к штурму самой горы. Мы видели, что перед нами укрепленный район, если бы нам пришлось штурмовать Цугуровку со стороны дороги, у них там была круговая оборона. За ночь у нас сели батареи на радиостанции и утром мы отправили своих ребят выяснить, кто поддерживает нас и с какой стороны в штурме этой сопки. Но нам сказали, что есть приказ отходить. Мы начали возвращаться. Самое важное, что у нас не было потерь, не было ни погибших, ни раненых.
Я думаю, что все-таки это было правильное решение, потому что те силы, которые у нас были, для захвата сопки были недостаточными. Силами одной роты невозможно было взять сопку, в которой были дзоты, доты и несколько линий обороны по периметру. Мы были оторваны от тылов, от медчасти. В горах раненого вытаскивать очень сложно, если в обычной ситуации нужно пять-шесть человек, то в горной ситуации это уже до десятка, чтобы одного раненого, если он тяжелый, вытащить. С оторванными тылами мы бы мало чего смогли там достигнуть, и мы организованно, прикрывая друг друга, вышли из этого села, не потеряв ребят. Когда мы уже возвращались, нас встречали ребята, которые говорили, что в нижней части дела идут плохо, что ребята там попали в окружение, и что там очень много убитых и раненых. Мы поняли, что нужно готовиться к новому наступлению.
Наши основные ударные силы были в районе Верхнего моста, в Ачадарах. Сейчас там памятник ребятам, погибшим в мартовском наступлении. А тогда в этом районе были сосредоточены основные наши силы. Когда наши подразделения проходили, там не было никого, но когда они стали возвращаться, им надо было пройти через батальоны, которые вернулись на свои места. Со стороны дороги на них шло наступление, шли танки, БМП, а со стороны тыла у них уже сидели батальоны, которые вернулись на свои места. И наша ударная группировка попала в окружение. Был огромный героизм тех ребят, которые выходили потом из этого окружения. Чтобы вы понимали, на них шли механизированные батальоны с танками, БМП, артиллерия их обстреливала, а с ними не было ни одного танка, ни одного БМП. Ребята были с легким вооружением, поэтому там очень много погибших, было невозможно их вытаскивать, потому что они находились в окружении под артиллерийским танковым обстрелом, и 222 человека погибших там остались. А те, кто выжил, с боями возвращались, какой героизм они там проявили, не имея механизированной поддержки. При этом они нанесли ощутимый урон противнику, так как вели там постоянный круглосуточный бой.
- Леван, скажите, пожалуйста, в чем, по-вашему,значение мартовского наступления?
- Значение, я думаю, огромное. Это был боевой опыт, была проверка нашего духа, так скажем, абхазского духа в войне, когда мы не смогли вытащить многих погибших ребят. Мы знаем, как абхазцы традиционно относятся к телу погибшего. Обязательно должны пройти все обряды для того, чтобы душа погибшего успокоилась. Мы все в это верим. Почему я говорю, что это была проверка духа, потому что абхазские матери, а мать у нас традиционно занимает высокое положение в обществе, сказали, что их сыновья покоятся на своей земле, мы все равно освободим нашу землю, и тогда сможем наших детей похоронить. Это, я думаю, и определило ход войны, потому что такой народ невозможно победить.
Елена Заводская для Apsnyhabar